“Если бог за нас, кто против нас?”
(Послание к римлянам апостола Павла, 8, 31)
?
“Опустошив Рязанскию землю, Мамай расчистил себе путь на Москву.”
“Одновременно Мамай пытался добиться успеха самым простым способом: уничтожив Дмитрия или же по меньшей мере рассорив его с главным союзником Владимиром Серпуховским”.
“Московские правители понимали: будущей войне с Мамаем необходимо придать религиозный характер”.
?
“Известно, что осенью 1379 года князь Дмитрий просил “великого старца” основать новый лесной монастырь в хорошо знакомой Сергию малонаселенной местности к юго-востоку от Маковца. Центром всей той округи было расположенное верстах в 40 от Троицкого монастыря село Стромынь.
Главный храм нового монастыря князь желал посвятить Успению Богоматери. Этот праздник напоминал о победе над “погаными” в битве на реке Воже. Успенский монастырь должен был стать своего рода памятником героям, павшим в этом сражении.”
?
Особое почитание Богородицы.
“Игуменом нового монастыря Сергий поставил своего ученика Леонтия.
Особое почитание Богородицы в этот период проявилось не только в посвящении ей храма Стромынского монастыря и некоторых других церквей. О том же свидетельствует и один любопытный факт, засвидетельствованный “Сказанием о Мамаевом побоище”. Вместе с грамотами, содержащими слова благословения и ободрения, Сергий послал князю Дмитрию на Куликово поле “хлебец пречистыа богородица”, то есть просфору — вторую по порядку совершения проскомидии, — на которой поминается дева Мария”.
?
“Ходили слухи, что Мамай сумел собрать для похода на Русь громадное войско, в состав которого, кроме самих “татар” (под этим термином русских летописей скрываются главным образом потомки половцев и приведенных Батыем разноязыких кочевников Азии), входили отряды наемников из итальянских городов-колоний в Крыму (генуэзцы, армяне), а также полки, выставленные по требованию Мамая правителями народов Среднего Поволжья и Северного Кавказа. Это было поистине нашествие “двунадесяти языков”.
На помощь Мамаю обещал прийти великий князь литовский Ягайло. Двуличную политику повел оказавшийся “между молотом и наковальней” князь Олег Рязанский. Устрашенный погромом его владений татарами в 1379 году, он обещал быть верным союзником Мамая. Одновременно он дал знать князю Дмитрию Ивановичу о подготовке ордынского нашествия.”
?
“К середине августа, когда истек срок сбора полков в Коломне, когда разведка сообщила о предполагаемой численности войск Мамая, Дмитрий понял: под его знамя съехалось столько воинов, сколько едва ли удавалось собрать его отцу и деду; и все же войско “поганых” может оказаться куда более многочисленным, особенно если на помощь татарам явится Ягайло со своими русско-литовскими полками.
В этой ситуации единственной надеждой князя Дмитрия становились ополченцы, московский посадский люд и крестьяне, способные хоть кое-как вооружиться и, бросив свои очаги и нивы, отправиться в поход.”
?
Рюриковские происхождение князей.
“У москвичей были свои счеты с Дмитрием. Он не жалел их карманов, теснил их старинную вольность, отнял у них заступника и ходатая — тысяцкого. Потомок Рюрика, он смотрел на этих плотников и кузнецов, кожевников и гончаров с высоты своего боевого седла, из-за спин злобных, как цепные псы, телохранителей.”
?
Причина обращения Дмитрия к Сергию.
“Городской люд жил совсем иной, непонятной и чуждой для него жизнью. Впрочем, и сам он был для посадских людей далекой, малоинтересной, хотя и необходимой для общего порядка жизни фигурой. Еще дальше он был от своих “сирот” — крестьян.
И вот теперь он должен был просить их помощи, их крови во имя затеянной им тяжбы с Мамаем. Но как докричаться до них? Как заставить поверить в благородство своих целей, в то, что в случае неудачи он не предаст их, не бросит на произвол судьбы, огрев ногайкой своего быстроногого коня?
И Дмитрий нашел единственно правильное решение. Кто-то, чье слово значит для простонародья больше, чем его собственное, должен как бы поручиться за него перед Русью, породнить его с могучей силой земли.”
?
Благословение.
“Народ верил одному только Сергию. К нему и отправился Дмитрий с небольшой свитой. 17 августа он уже был на Маковце.
До поздней ночи просидел он в келье у Сергия, рассказывая “старцу” о своих заботах и тревогах, исповедуясь как перед причастием. Дмитрий был до конца откровенен с игуменом и высказал заветное: ему нужно было не просто благословение, но и какие-то зримые всем воинам свидетельства того, что “чудный старец” признал борьбу с Мамаем “священной войной”.
Проводив князя на ночлег, Сергий велел созвать к себе наиболее уважаемых “старцев”. Глубокой ночью в его келье состоялся монашеский совет…
На следующее утро Дмитрий и его своти присутствовали на литургии, которую служил сам Сергий. День был воскресный, и потому служба отличалась особой торжественностью и продолжительностью. Князь нервничал, спешил назад, в Москву. Однако Сергий уговорил его отобедать в монастырской трапезной, “вкусить хлеба их”. Это был не просто жест вежливости. Обед с иноками, за их столом считался причастием, очищающим от грехов.
Сергий сам подал князю хлеб и соль. Этим двум вещам он придавал особое значение. Хлеб — не только в виде просфоры, но и как таковой — был для него символом самого Иисуса. Он не раз повторял слова Спасителя: “Я есмь хлеб жизни” (От Иоанна, 6, 35). Соль еще с апостольских времен означала благодать. “Слово ваше да будет всегда с благодатью, приправлено солью, дабы вы знали, как отвечать каждому” (1-е Кол., 4, 6).
Подавая князю блюдо, игумен произнес: “Хлеб да соль!”. Эти слова были его обычным благословением. Князь встал и с поклоном принял блюдо.
После трапезы Сергий окропил Дмитрия и его спутников “святой водой”. Осенив князя крестным знамением, он громко, так, чтобы услышали все, воскликнул: “Пойди, господине, на поганыа половцы, призывая бога, и господь бог будеть ти помощник и заступник!” Потом, поклонившись князю, Сергий добавил тихо, так, чтобы услышал он один: “Имаши, господине, победити супостаты своя”.
Игумен подозвал к себе двух иноков. Князь узнал обоих: боярин Андрей Ослябя, ушедший “спасать душу” на Маковец, и недавно принявший монашеский постриг молодой богатырь Александр Пересвет.
Дмитрий с недоумением смотрел на одеяния иноков. Оба были облачены в “шлем спасения” — островерхий кукуль с вишитым на нем крестом. Это был “образ великой схимы”. Князь знал, что Сергий не любил давать своим инокам схимы, избегая любого признака неравенства между братьями.
Обращаясь к Дмитрию, Сергий сказал: “Се ти мои оружници”. И тут князь понял все. Эти два инока и есть то зримое свидетельство благословения, которое он вчера просил у “старца”. “Старец” постриг их в “великую схиму”, и теперь, верные иноческому послушанию, они готовы были следовать за князем на битву. По понятиям иноков схима символизировала доспех, в котором монах выходил на бой с дьяволом.
Дмитрий понял, Как много дал ему Сергий в лице этих двух иноков. Пересвет и Ослябя — люди не безвестные. Увидев их, каждый сразу догадается, кто послал их с княжеским войском. А их необычное одеяние без слов докажет остальное.
Великий князь осознал и то, как трудно далось это решение “старцу”, какой подвиг самопожертвования совершил он в эту ночь. Сергий не только посылал своих духовных детей на смерть, но также совершал прямое нарушение церковных законов. Четвертый Вселенский собор в Халкидоне постановил: монах не должен вступать в военную службу. За нарушение этого запрета он подвергался отлучению от церкви. Принцип иноческого послушания перекладывал этот грех на плечи игумена, благословившего своих монахов на пролитие крови. Посылая иноков на битву, Сергий рисковал собственным “спасением души”.
Низко поклонившись, Дмитрий поцеловал руку игумена, глянул в синие, чуть поблекшие от времени глаза Сергия и, стремительно повернувшись, пошел к воротам. Там, за оградой, его уже ждала собравшаяся в дорогу свита. Сремянные держал наготове княжеского коня. Легко вскочив в седло, Дмитрий с места пустил своего застоявшегося жеребца широкой рысью.
Когда Сергий вышел за ворота, небольшой отряд уже скрылся в заросшей тальником ложбине. Но вот в дали, на взгорье, появилась фигура передового всадника. Статный, в развевающемся на ветру алом плаще, на снежно-белом коне — Дмитрий удивительно похож был в этот миг на святого Георгия-змееборца, каким его обычно изображали русские иконописцы.
Привстав на стременах, князь издали помахал на прощание рукой и, хлестнув коня, окончательно скрылся из глаз”.
?
Знаки Божьи.
“Думая о победе над Мамаем, Сергий не переставал удивляться, сколь явственно проявилось в этих событиях особое попечение Богородицы о Русской земле. На Успеньев день, 15 августа, был сбор всех полков в Коломне; на Рождество Богородицы, 8 сентября, произошла сама битва; на Покров — торжество по случаю возвращения войск на Москву. Знаменательно было и то, что битва произошла в субботу. В недельном круге богослужения этот день был посвящен прославлению Богоматери.
Игумен говорил об этом с князем Дмитрием, и тот соглашался с ним: воистину, Москва есть град Пречистой. Князь говорил о своем намерении выстроить в Московском Кремле одну, а может быть, и несколько каменных церквей во имя Богоматери.”
?
Миротворческая миссия Сергия.
“В этот тревожный, предгрозовой период между Куликовской битвой и нашествием Тохтамыша Сергий вновь берет в руки посох странника и покидает Маковец. Как и прежде, его “походы”, помимо конкретных поводов, имели главной целью сплотить князей, воодушевить народ”.
“Летом 1382 года хан Тохтамыш выступил в поход на Русь. Стремясь нагрянуть внезапно, он начал с того, что приказал перебить всех русских купцов на Волге. Горький опыт Мамая многому научил нового ордынского “царя”. Впрочем, он и сам был незаурядным полководцем и правителем восточного типа, способным учеником своего наставника и покровителя Тимура — знаменитого среднеазиатского завоевателя, “Чингисхана XIV столетия”.
?
Исконное княжеское предательство.
“…первыми узнали о приближении Тохтамыша нижегородский и рязанский князья. И вновь, как и в 1380 году, обманул надежды своего зятя Дмитрия Московского старый суздальский князь Дмитрий Константинович. Он не только не пришел на помощь Москве, но даже отправил к “царю” своих сыновей — Василия и Семена. Они привезли Тохтамышу дары, выразили покорность. Оба княжича вместе с ханским войском пошли на Москву.
На границе рязанских земель хана встретили бояре князя Олега Ивановича. Поклонившись ему и поднеся дары, они провели ордынское войско в обход рязанской земли, указали безопасные броды на Оке и прямую дорогу к Москве. Сам князь Олег в эти дни почел за лучшее уехать в Брянск, к сестре.”
?
Доказательство могучей организации степовиков.
“Когда разведка сообщила московскому князю о движении Тотхамыша, он попытался вновь, как и в 1380 году, собрать воедино всю боевую силу Северо-Восточной Руси. Срочно был созван княжеский съезд. Однако он выявил лишь всеобщее уныние, “неединачество и неимоверство”. Как в худшие времена, князьями овладели растерянность, малодушие, эгоизм.
В чем причина этой нравственной катастрофы, которая повлекла столь тяжкие для всей Руси последствия?
По-видимому, возвышение Тохтамыша вызвало у русских своего рода оторопь. Степной дракон оказался бессмертным. На смену отрубленной голове у него тотчас выросла другая. Словно насмехаясь над победителями Мамая, Орда показала им неисчерпаемость своих боевых сил. И тут князьями овладело отчаяние. Каждый думал уже не о “спасении души”, а о том, как спасти себя и свою вотчину. И даже проповедь Сергия на сей раз была бессильна заставить князей опомниться, преодолеть рознь, завершить начатое на Куликовом поле.”
?
Естественное “распятие” героя, постоянно повторяющаяся историческая правда…
“Никто уже не вспоминал о том упоительном ощущением свободы, которое все они испытали осенью 1380 года, о том, как Дмитрий своими войсками закрывал Мамаю дорогу на Нижний Новгород и Рязань. Все искали оправдания своему унижению и бессилию, обвиняя во всех грехах московского князя.”
?
Тохтамыш хитростью покоряет Москву. Дмитрия там не оказалось… Он укрылся…
“На улицах Москвы разыгрались страшные сцены кровавого пира победителей…
Захватив столицу, Тохтамыш распустил свои отряды по всей московской земле. Были взяты и разграблены Звенигород, Можайск, Дмитров, Боровск, Руза, Переяславль, Юрьев-Польский, Владимир, Коломна, Волоколамск. Уходя, татары сожгли Москву. Так отомстило степное чудовище за свое поражение на Куликовом Поле.”
?
Уроки поражения.
“Куликовская битва наглядно показала, чего можно достичь, соединив силы хотя бы нескольких князей. Тохтамышево нашествие ярко высветило другую сторону этой истины: отношения между князьями, основанные на эгоизме и разномыслии, губительны не только с нравственно-христианской, но и реально-политической точки зрения. Спастись от ордынского погрома можно только сообща, не на словах, а на деле признав главенство великого князя Владимирского.”
?
“Узнав о приближении войск Тохтамыша к Москве, Сергий понял: нужно уходить самому и уводить своих иноков в более безопасные места. Перед ним открыто было много дорог, но он выбрал самую на первый взгляд неожиданную — в Тверь.”
“Вскоре в Тверь пришла весть о взятии Москвы. Один из татарских воевод был послан с войском к Твери. Навстречу ему Михаил выслал своего посла Гурленя с дарами. Его препроводили к Тохтамышу. Правитель Орды решил сохранить Тверь как старую соперницу Москвы. Он Остановил свои полки и выслал Михаилу ярлык, в котором признавал его тверским князем. Однако великое княжение Владимирское хан до времени не дал никому.”
?
Жестокость войн, ведомых князьями. Зло великое…
“Повсюду царила тревога. Порой люди, теряя разум, начинали уничтожать друг друга с нечеловеческой жестокостью. Смоленский князь Святослав Иванович в 1387 году отправился в поход на отнятый литовцами Мстиславль — древний город смоленской земли, расположенный в сотне верст к югу от самого Смоленска. Войдя в литовские владения, жители которых, конечно же, были русскими, смоляне принялись творить такое, что потрясло даже бесстрастного летописца. “И много зла, идуще, учиниша земле Литовской, воюя землю Литовьскую. Иных литовьских мужей смоляне, изымавше, мучаху различными муками и убиваху; а иных мужей и жен и младенцов, во избах запирающе, зажигаху. А других, стену развед храмины от высоты до земли, меж бревен рукы въкладываху, ото угла до угла стисняху человеки; и пониже тех других повешев, межи бревен рукы въкладаше, стисняху такоже ото угла до угла; и тако висяху человеци; такоже тем образом и до верху по всем четырем стенам сотворяху; и тако по многым храминам сотвориша и зажигающе огнем во мнозе ярости. А младенцы на копие возтыкаху, а другых, лысты (ноги — Н.Б.) процепивше, вешаху на жердех, аки полти (“полоть” — половина мясной туши, разрубленная по хребту. — Н.Б.), стремглав; нечеловечьне без милости мучаху”.
?
И кара за содеянное!
“Смоленский князь был убит под стенами Мстиславля, а его войско рассеяно. Вскоре в Смоленск вошла чума, унесшая почти всех жителей.”
?
В 38 лет умирает великий князь Дмитрий Иванович. Сергий был у его ложа…
“Сергий вместе со всеми, склонив голову, стоял у постели умирающего князя Дмитрия. 19 мая, “в два часа нощи”, он отошел в вечность. Ему было тогда всего тридцать восемь лет. Как сложилась бы история Руси, проживи он еще 10 или 20 лет?
Глядя на застывшее белое лицо, обрамленное черной бородой, Сергий мысленно читал молитву. “Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего…” Незаметно он отвлекся и стал вспоминать о своих встречах с князем, о долгих беседах под глухой шум вековых сосен, о той памятной встрече перед битвой с Мамаем.
И вот теперь Дмитрий лежал на своем смертном одре. Вокруг горели свечи. Черными тенями скользили вдоль стен монахи, собиравшиеся нести князя в церковь на отпевание.”
“Что есть человек и что польза его? что благо его и что зло его? Число дней человека — много, если сто лет: как капля воды из моря или крупинка песка, так малы лета его в дне вечности”(Сирах, 18, 7 — 8).
?
Сергий и Дмитрий.
“Взаимопонимание этих двух великих людей той эпохи имело не только личностные, но и исторические основы. Оба они поднялись на волне духовного, нравственного подъема, который переживала — несмотря на все ужасы действительности! — Русская земля во второй половине XIV века. Оба поняли, почувствовали, что настало “время собирать камни” (Екклесиаст, 3, 5). Разумеется, каждый имел свою конкретную цель и пользовался своими средствами. Сергий собирал духовные силы Руси, Дмитрий — материальные. Но оба они во имя своего дела готовы были жертвовать всем.
Они тянулись друг к другу, ибо каждый в душе понимал жизненность противоположного начала. Как личности, они были достойны друг друга. И каждый умел слышать и понимать другого. И потому летом 1380 года они шагнули навстречу друг другу. Ни один из них прежде не поднимался на такую высоту самоотвержения. Здесь они с разных сторон подошли к самой черте, отделяющей Власть от Евангелия. То был великий миг — “миг вечности”, сказал бы Мишле, — когда, казалось, вот-вот родится новая, невиданная дотоле реальность…
Но все вернулось “на круги своя”. И лишь церковь во имя святого Дмитрия, поставленная Сергием над воротами маковецкой обители, напоминала об этой встрече “земного” с “небесным”.
И все же пока был жив Дмитрий, Сергий не терял надежду вновь увидеть въяве этот на миг открывшийся им обоим мир всеобщей любви и единомыслия. Но вот Дмитрий ушел “в небесные селения”. И вместе с ним исчезла надежда. Сергий остался один. Ему оставались лишь воспоминания — утехи старости. Проводив Дмитрия, он и сам начал понемногу собираться в дальнюю дорогу…”
?
“В последние три года своей жизни Сергий не появляется на страницах летописи. Никаких сведений о нем нет и в других источниках. Создается впечатление, что со смертью князя Дмитрия Ивановича “великий старец” сознательно “уходит в тень”, не желая иметь дело с новыми церковными и светскими руководителями.”
?
“На закате жизни Сергий много и напряженно размышлял о боге, о путях приближения к нему. Он стал по целым дням предаваться келейной молитве, передав все заботы о монастыре деятельному и распорядительному келарю Никону.”
?
“В сентябре 1392 года недуг стал совсем одолевать Сергия. Исхудавший, обессиленный, он уже не мог без помощи келейника встать с одра. Предчувствуя близкую кончину, Сергий велел собрать монахов в церковь. Два крепких ученика вывели — почти вынесли — “старца” из кельи. Оказавшись в храме, он по привычке; глаза его заблестели, голос окреп. Став перед царскими вратами, он обратился к инокам с последним поучением.
Завещание его было просто и бесхитростно. В нем не было ничего необычного или неизвестного собравшимся. Это были те самые простые и ясные слова, истинность которых он свидетельствовал всей своей жизнью и которые повторял, стоя на краю могилы. И даже автор “Жития Сергия” передает содержание его слов просто и лаконично, отказываясь в этом случае от всякого плетения словес. “…Единомыслие друг к другу хранити завеща, имети же чистоту душевну и телесну и любовь нелицемерну… наипаче смирением украшатися, страннолюбия не забывати.”
“С помощью учеников, поддерживавших его под руки, Сергий причастился “святых тайн”, прикоснулся губами к Евангелию.
25 сентября 1392 года “великий старец” отошел в “мир иной”.”
“Известие о кончине Сергия распространилось молниеносно. Толпы народа из соседних сел и деревень, из Радонежа, собрались в монастырь, желая проститься со “старцем”. Из Москвы примчались князья и бояре, особо чтившие умершего.
Летописец сообщил о кончине в таких словах: “Тое же осени… преставися преподобныи игумен Сергии, святый старец, чудныи, добрыи, тихии, кроткии, смиреныи, просто рещи и не умею его житиа сказати, ни написати. Но токмо вемы, преже его в нашеи земли такова не бывало… Всеми человекы любим бысть честнаго ради жытиа его, но всеи Русскои земли нашеи учитель и наставник”.
“Киприан приказал похоронить Сергия не на общем монастырском кладбище, а на почетном месте: внутри церкви, справа от иконостаса.
Шли годы. Троицкий монастырь был разорен и сожжен во время набега на Москву хана Едигея в 1408 году. Но вскоре он возродился из пепла.
Уже вскоре после кончины Сергий стал почитаться троицкими монахами как святой. 5 июля 1422 года состоялось “обретение мощей” Сергия. Тогда же, в 1422-1423 годах, над могилой “великого старца” был построен каменный Троицкий собор, сохранившийся до наших дней. Роспись собора и его иконостас были выполнены артелью Андрея Рублева. Эти стенописи не дошли до настоящего времени: они были заменены на новые в 1635 году. Однако многие иконы, созданные Рублевым и его учениками, и по сей день украшают иконостас древнего Троицкого собора.”
День памяти Сергия — 25 сентября.
4.09.2000г.

продолжение