Но, дорогие исследователи:
“Почти во всех странах и во все века народ относится к черту гораздо лучше и добрее, чем учит и требует запугивающая церковь. “Не так страшен черт, как его малюют”.
“Народный черт — нечто вроде скверного соседа, незримого, полузримого или даже вовсе зримого в том или другом, большем или меньшем человекоподобии”.
“Черт является таким курьезным страшилищем, так дурачится, гримасничает и скачет, что свидетели этого зрелища едва живы от смеха. Народный черт совершенно чужд унылости, любит посмеяться сам и насмешить других”.
“Черт далеко не всеведущий и всепроницательный гений. Напротив, он доверчив, как ребенок, — охотно принимает на веру самую дикую чепуху, в контрактах и пари его то и дело надувают, в практике жизни он круглый невежда. Он вечно пытается обмануть — и вечно обманут”.
Доверчивость простака.
?
“Будущий маг слышит вой Дьявола, заключенного силою чернокнижного искусства в тесную дыру, припечатанного заклятием. — Освободи меня, и я выучу тебя магии!.. Вергилий ломает печать, черт выходит на волю и, сдержав слово, делает поэта величайшим волшебником в мире. Перестав в нем нуждаться, Вергилий выражает сомнение: неужели ты мог поместиться в таком тесном заключении? Тщеславный черт готов доказать: моментально влезает в свою старую тюрму, а Вергилий его в ней тот час же заклинает — и идет себе дальше своею дорогою.”
Бесчисленны сказки и легенды о надувательстве черта его должниками. Так кто тогда коварнее?
“Примеры бесовской наивности в русских сказках бесчисленны.”
“Очевидно, черт … совершил эволюцию, обратную исторической эволюции человеческого рода: люди в несчастье поумнели, а черт нестерпимо поглупел”.
Переход Качеств.
?
“Порядочный черт прежде всего услужлив. Он помогает людям в опасностях и нуждах совершенно добровольно, без всякого дурного намерения, не прося никакой награды или же довольствуясь самою малою. Примеров тому нет числа.
Порядочный черт — существо благодарное!”
Добрый волшебник?
?
“Известный историк запорожской старины Д. Эварницкий сообщает такую легенду: “Жил когда-то между запорожцами один кузнец, да не такой кузнец, какие теперь повелись — пьянюги да мошенники, — а кузнец настоящий, честный, трезвый человек, еще старинного завету. И ковал он коней чуть ли не на всю Сечь. Чуть свет, а он уже в кузнице, уже и гукает молотом. Только сколько он ни делал, сколько ни годил себе и казакам, а все бедняком был: ни на нем, ни под ним. В кузнице его всегда висело две картины: на одной срисован был Господь Иисус Христос, а на другой намалеван чертяга с рогами; первая картина прибита была на стене, что прямо против дверей, а вторая на стене, что над дверьми. Так вот войдет, бывало, кузнец в кузницу, то сейчас же станет лицом к иконе и помолится Богу, а потом обернется назад и плюнет черту, да и плюнет как раз в самую рожу. Вот так он и делал каждый день: Богу помолится, а черту плюнет. Однажды вот приходит к этому кузнецу парняга, здоровый, красовитый, с такими черными усами, что они так и “вылискуются” у него; а на вид несколько смугловатый. Кузнец пожаловался гостю на плохие заработки, а тот предложил ему бросить кузницу и заняться новым ремеслом: старых людей переделывать на молодых. — “Неужели можешь?” — “Могу!” — “Научи меня, спасибо тебе!” — “Э, не хотелось бы мне, но жаль уж очень тебя. Так вот же что: пойдем вместе по свету, посмотришь ты, как я дело делаю, то и себе научишься”. — “Пойдем”. Вот и пошли они. Идут-идут; приходят в одну слободу и сейчас же спрашивают: “А что это, панская слобода?” — “Панская”. — “А есть тут пан?” — “Есть!” — “А что он, старый или молодой?” — “Да лет с девяносто будет”. — “Ну, вот это и наш; идем к нему”. Сговорились с паном помолодить его за тысячу рублей. Тогда тот молодой парняга взял долбню, “ошелешил” пана по лбу, изрезал его на куски, покидал те куски в бочку, налил туда воды, насыпал золы, взял весилку да и давай все это мешать весилкою. Мешал-мешал, мешал-мешал, а потом плюнул-дунул да как крикнет: “Стань передо мною, как лист перед травою!” Тут по этому слову из бочки выскочил такой молодец, что аж любо на него посмотреть, молоденький-молоденький, как будто ему лет семнадцать. Получил парняга тот деньги, часть дал кузнецу, а часть зарыл зачем-то в курган. Так переделали они в молодых еще несколько панов и паней. Вот кузнец видит, что наука того парня не особенно мудра, и говорит сам себе: “Э, кат тебя бери! Я и сам теперь могу тоже самое сделать!” Положились спать. Вот только что наш парняга уснул, а кузнец поднялся да и ушел. Нашел старого пана, охочего помолодеть, и принялся мастерить, как выучился: взял долбню, убил ею пана, изрезал его на кусочки, насыпал золы, взял весилку и давай мешать. Мешал-мешал, мешал-мешал, а потом как свиснет, как крикнет: “Стань передо мною, как лист перед травою!” А оно ничего и не выходит. Он вновь мешает; мешал-мешал, мешал-мешал, — пот беднягу прошиб, и снова крикнет: “Стань передо мною, как лист перед травою!”, и снова ничего не выходит. Он и в третий раз, и в третий не выходит. Что тут делать? А дети убитого пана пристают, чтобы кузнец воротил им отца, а не воротит, то в Сибирь зададут. “Погодите, — говорит кузнец, — стар он чересчур, не вскипел!”. Да снова мешает. Вот уже и ночь обняла его; устал бедный кузнец, сел и задумался. Коли кто-то торк его за руку! Оглянулся кузнец, а это парняга тот с блескучими глазами и черными усиками. “Чего это ты, дядько, так зажурился?” — “Э, голубчик мой сивый, выручь из беды! До веку не забуду!” Задумался парняга, а кузнец все просит. “Ну, вот что: я тебе помогу, только дай мне один зарок”. — “Какой твоей душе угодно, такой и дам; что же именно тебе нужно?” — “Да что? Не будешь ты плевать на ту картину, которая висит у тебя в кузнице над дверьми?” — “Да это та, что черт на ней намалеван?” — “Та самая!..” Понял тогда кузнец, что у него за товарищ и какая у него наука… Ну, что же было делать? “Не буду, до веку не буду!” С тех пор перестал кузнец плевать черту в рожу, с тех пор люди и пословицу сложили: “Бога не забывай, да и черта не обижай”. Это сделалось между запорожцами, а от них уже и к нам перешло…”
?
Мудрость простого народа.
“Народ был всегда добрее ученых и стоял, чутьем благости, выше богословов и философов. Он просто не понимал и не принимал вечного проклятия и — справедливо говорит Артуро Граф — если бы народ имел в том право голоса, то некоторые черти преотлично были бы спасены и оказались бы даже святыми. “Святой черт” — великолепно прозвал недавно бывший инок Илиодор своего сотоварища-шарлатана “старца” Григория Распутина.”
“Собственно говоря, казалось бы, исповедь для черта совсем уж не такое трудное дело, потому что он, уже по природе своей, страшный болтун.”
Белый играет черными, а Черный — белыми. Будущее Дьявола — в покаянии. Будущее Святого — в падении…
