“(34) Похвалил Ксанф Эзопа и, видя, что он и умен, и находчив, говорит ему:
— Бери, Эзоп, мешок и ступай за мной — нам надо купить у огородника овощей на обед.
Эзоп вскинул мешок на плечи и пошел следом. Ксанф пришел на огород, нашел огородника и говорит ему:
— Дай нам, пожалуйста, овощей на обед.
Огородник взял свой нож, срезал капусты, набрал свеклы, спаржи и других всяких овощей, связал их в красивую связку и дал Эзопу. А Ксанф развязал кошелек и хотел заплатить за овощи.
(35) — За что это, учитель? — спрашивает огородник.
— За овощи, — говорит Ксанф.
— На что мне это? — спрашивает огородник. — Весь мой огород и все мои овощи даже взгляда твоего не стоят. Скажи мне лучше одну только вещь.
— Клянусь Музами, — говорит Ксанф, — не нужно мне ни овощей, ни денег, только объясни мне, огородник, что я могу тебе сказать полезного? Я ведь не ремесленник, не кузнец, не могу тебе сделать ни серпа, ни лопаты: я философ!
— Добрый господин, — говорит огородник, — ты очень даже можешь мне помочь. Мучит меня один вопрос и не дает мне покоя ни днем, ни ночью, все я думаю и гадаю вот о чем: сажаю я мои растения в землю, окапываю их, поливаю их, ухаживаю за ними, как могу, — и все-таки сорные растения вылезают из земли быстрее, чем мои. Почему так?
Услышал Ксанф такую философскую задачу, не нашелся сразу, что ответить, и говорит:
— Так уж все устроено божественным провидением.
(36) А Эзоп стоял за спиной у Ксанфа и вдруг расхохотался. Ксанф его спрашивает:
— Эзоп, это ты со мной или надо мной смеешься?
— Нет, — говорит Эзоп, — не над тобой.
— А над кем же?
— Над твоими учителями, — отвечает Эзоп.
— Бездельник, — говорит Ксанф, — ты что, всю Элладу охулить хочешь? Да ведь я учился в самих Афинах у лучших философов, грамматиков и риторов! Уж тебе ли соваться в этот хор геликонских Муз?
— А если ты говоришь чепуху, — отвечает Эзоп, — то как же над этим не смеяться?
Ксанф говорит:
— Но разве можно на такой вопрос ответить по-другому? Что устрено божественной природой, в том философы разбираться не могут. А, может быть, ты знаешь другой ответ?
— Предложи, — говорит Эзоп, — и я отвечу.
(37) — Пройдоха ты этакий, — говорит ему Ксанф растерянно, — мне приходилось философствовать в стольких училищах, что вроде бы и не к лицу теперь философствовать на огороде, — но пусть будет так, ступай за мной.
Приходят они к огороднику, и Ксанф ему говорит:
— Вот со мною здесь раб, он смекалистый, спроси его, и он тебе ответит.
— Как, — спрашивает огородник, — это чучело у тебя грамотное?
А Эзоп смеется:
— Так-то ты со мною разговариваешь, несчастный?
— Это я-то несчастный? — говорит огородник.
— Разве ты не огородник? — спрашивает Эзоп.
— Огородник, — отвечает тот.
— А коли ты огородник, что ж ты сердишься, когда тебя зовут несчастным? — говорит Эзоп. — Так ты, стало быть, хочешь узнать, почему ты свои растения и сажаешь, и окапываешь, и поливаешь, и ухаживаешь за ними, как можешь, — и все-таки, говоришь ты, сорные растения вылезают из-под земли быстрей? Слушай же внимательно. Это так же, как женщина, которая второй раз выходит замуж, причем у нее уже есть дети от первого мужа, а у ее мужа — от первой жены: первым она мать, вторым — мачеха. А это большая разница. Которых детей она сама родила, тех она любовно выкармливает, а которые рождены от чужих мук, тех она завистливо ненавидит и рада отнять у них пищу, чтобы дать своим. И все оттого, что своих она любит, как кровных, а мужниных ненавидит, как чужих. Вот так же, говорю я, и земля для тех, кого сама родит, будет матерью, а для тех, кого ты в нее сеешь, — мачехой; поэтому она и кормит их так, чтобы лучше росли ее родные питомцы, чем тобою посаженные приемыши.
Огородник это выслушал и говорит:
— Ты меня избавил от великой заботы. Бери эти овощи в подарок, а если тебе еще что-нибудь понадобится, можешь заходить сюда, как в собственный огород.”
