Люди и деньги:
“Я понимаю, зачем эти сласти; но деньги зачем же
Дарят? Скажи и открой все о твоем торжестве”.
“Плохо ты знаешь людей, — ответствовал Янус со смехом,
Коль полагаешь, что мед слаще, чем деньги теперь!
Даже в Сатурновы дни мне редко встречались такие,
Кто бы уже не бывал страстью к наживе объят.
Время идет, и жажда к деньгам достигает предела,
Некуда больше идти нынешней жадности здесь.
Больше богатства теперь, чем в прежние, давние годы,
В век, когда и Квирин, сын Марса, в хижине малой
Сам на речном камыше вместо постели лежал.
Даже Юпитер тогда ютился в хижине тесной,
Даже в деснице его был лишь скудельный перун.
Вместо камней дорогих был украшен листвой Капитолий,
Каждый сенатор овец сам выгонял на луга.
И на соломе в те дни почивать никто не стыдился,
Для изголовья себе сено пахучее взбив.
Претор суд совершал; едва оторвавшись от плуга,
А серебром обладать было проступком тогда.
Но лишь доходы земли здешней подняли голову выше
И до всевышних богов Рим в своей мощи достиг,
То с богатством людей возросло и стремленье к богатству —
Больше имея в руках, большего люди хотят:
Тратиться больше хотят, наживаться хотят, чтобы тратить,
И с переменой такой быстро пороки растут.
Ежели пучить живот от избытка воды начинает,
То от водянки больных жажда сильнее томит.”
*
Былое время…
“Царствовал там я тогда, когда боги землею владели
И в поселеньях людских жили еще божества.
Смертных злодейства еще Справедливость тогда
не прогнали
(После ж нее никаких нет уж богов на земле).
Совесть одна, а не страх без насилья царила в народе,
Право меж правых людей было нетрудно блюсти.
Не о войне я радел: охранял я мир и пороги.
Вот оружье мое!” — И показал он на ключ.”
*
Чистота Духа:
“Там же — Юпитера кров. Два бога — в едином приюте:
Деда великого храм с внуковым рядом стоит.
Кто о звездах говорить, о восходе их и заходе
Мне запретит? Обещал я и об этом сказать.
Счастливы души людей, познавших это впервые
И пожелавших в дома высших проникать существ.
Верю я в то, что они, чужды суеты и пороков,
Над человечеством всем подняли голову ввысь.
Их высоких сердец не смутят ни вино, ни Венера,
Ни словопренья в судах или дела на войне.
Чуждо тщеславие им и лживый блеск честолюбья,
И не томит их тоска по умноженью богатств.”
*
Игры — основа древнегреческой культуры.
“… день этот назван по греческим играм
В старое время, когда игры бывали в ходу.”
*
Вот оно! В давние времена не было кровавых жертв!
“Жертвы приносят, когда умоляют о милости бога
Или же после того, как победили врагов.
Встарь, чтобы милость богов заслужить человеку, довольно
Было полбы и с ней соли блестящих крупиц;
Не привозили еще кору слезящейся мирры
На кораблях по морям из чужеземных краев,
Ладана нам ни Евфрат, ни Индия мазей не слала,
И не известен тогда был нам и красный шафран.
Дымом курился алтарь, довольный травою сабинской,
И, разгораясь на нем, громко потрескивал лавр.
Тот, кто к венкам из цветов луговых приплести без усилий
Мог и фиалок еще, истинным слыл богачом.
Нож тот, которым быка убитого режется чрево
При приношении жертв, не применялся тогда.”
*
Древность. После культивирования зерновых началась борьба с кабанами!
“Первой Церера была довольна пролившейся кровью
Жадной свиньи за ее уничтожение нив —
Ибо узнала она, что молочные в бороздах зернах
В раннюю пору весны выжрало рыло свиньи.
Кара постигла свинью.”
*
Затем — козел.
“Отпрыски нежной лозы должен беречь и козел.
Некто, глядя, как он грызет виноградные лозы,
Не понапрасну ему горькое слово сказал:
“Жуй себе лозы, козел; но когда пред алтарь
ты предстанешь,
Соком такой же лозы брызнут тебе на рога!”
“Так; поделом пострадала свинья и коза поплатилась;
Но разве бык виноват или виновна овца?”
*
Способ охраны.
“Крепкому сторожу сел точно так же режут осленка;
Это постыдно, но все ж этому богу под стать.”
*
Магический обряд… Ведунья.
“Тут среди жен молодых многолетняя сидя старуха,
Таците служит немой, но не немая сама.
Ладан кладет под порог, тремя его пальцами взявши,
Там, где мышонок прогрыз ход потаенный себе;
Темный вяжет свинец тройною заклятою ниткой
И у себя во рту вертит семь черных бобов;
Жарит потом на огне зашитую голову рыбки,
Что залепила смолой, медной иглой проколов;
Льет вино, нашептав, а остаток его выпивают
Или сама, иль ее спутницы, больше сама.
“Мы оплели языки и рты враждебные крепко!” —
Старица так говорит пьяная, вон выходя.”
